Это культовый персонаж, возможно, наиболее почитаемый в череде армянских государственных деятелей.

Справедливости ради стоит отметить и то, что он не раз привлекал внимание и различных деятелей искусства (и, разумеется, историков) других стран, ибо образ зело живописен.

В этом нет ничего удивительного, поскольку даже такие откровенно провальные персонажи как Ричард Львиное Сердце привлекают внимание, как и любой другой могучий воин.

Тигран II же был, уже не знаю каким воином, но полководцем более чем достойным. Можно сказать, что это был Александр Македонский местного значения.

Вот только его культ в армянской среде мне кажется не до конца оправданным. Однако об этом позже, а пока биография этого царя, гордо носившего титул «Царь царей».

Родился он около 140 г. до н. э., не зная о том, что именно за 40 лет его правления созданная Арташесом I Великая Армения станет просто супервеликой.

Начало было так себе – противостояние с Парфией окончились для Армении тем, что Тигран еще в юности был отдан парфянам в качестве заложника. Этот важный штрих во многом проясняет дальнейшую деятельность Тиграна, который, с одной стороны, видел в Парфии извечного врага, а с другой – до 45 лет прожил именно в этой стране, а не в Армении.

Когда армянский престол освободился, Тигран занял его и взялся за укрепление государства. Укреплять было непросто, поскольку в Малой Азии лежали владения агрессивного Рима, на северо-западе – не менее агрессивное Понтийское царство, на юге – все еще внушавшее уважение царство Селевкидов, а с юга и юго-востока находились Парфия и Мидия.

Паршивая, признаться, ситуация.

Лазейка нашлась тогда, когда внутренние неурядицы ослабили Рим, чем и воспользовался понтийский царь Митридат Евпатор, почти полностью вытеснивший римлян из Малой Азии.

Тогда Тигран и Митридат заключили союз дедовским способом: Тигран женился на дочери Митридата Клеопатре. Митридат получал союзника в борьбе с римлянами, а у Тиграна освобождались руки для работы в восточном и южном направлениях.

Работа прошла успешно и, захватив Мидию и часть Парфии, Тигран сумел подчинить себе Селевкию и Иудею, а также часть Малой Азии.

В это время он и становится Царем царей, а его империя граничит с Каспийским, Черным, Красным и Средиземным морями, а заодно с Персидским заливом.

Далее он принимается за масштабное строительство, построив несколько городов имени себя. Столица естественно, тоже называлась Тигранакерт.

В города стекались богатства, и Тигран, в духе того времени активно переселял народы, в том числе и в свою новую столицу. И это тоже важный штрих. Активно проводилась политика эллинизации населения.

Сам Тигран исповедовал одну из версий зороастризма – религии иранского происхождения, родственную армянскому язычеству, но все же иранскую, а не армянскую.

Династия, к которой принадлежал Тигран II, тоже имела иранское происхождение, хотя понятно, что ко времени Тиграна она уже была сильно (если не полностью) арменизирована.

Сам Тигран считал себя арием по вере и происхождению (напомню, что до XIX века ариями считали себя иранцы).

Возможно, Тигран слишком преувеличивал опасность, которую для него представляла Парфия, и потому проигнорировал то, что римляне снова наступают на его союзника и тестя – Митридата.

Итог: Великая Армения потеряла сильного союзника, а сам Митридат попросил защиты у своего зятя. Тигран, надо признать, показал себя мужиком и взял тестя под свою защиту, что стало поводом для римского вторжения в Армению.

И вот здесь Тиграну изменил не только политический, но и полководческий талант.

Проигнорировав предостережения своего тестя, на собственной шкуре ощутившего мощь римских легионов, Тигран пошел в бой, понадеявшись на численное превосходство.

Римский полководец Лукулл (тот самый, который любил изысканно поесть), умело воспользовался ситуацией и так развел армию Тиграна, что потом оставалось только добивать ее.

Тигранакерт стойко выдерживал римские атаки, и, скорее всего, не был бы взят, но Тиграна вновь подвело его же стремление эллинизировать Армению.

С одной стороны, он был прав, поскольку столь обширная империя могла быть устойчивой только при наличии единства, в том числе и культурного. Именно с этой целью шла и эллинизация, и переселения народов. Но чтобы это принесло плоды, нужно время, а у Тиграна его не было.

В результате всевозможные переселенцы, составлявшие большую часть населения столицы, а также греческие наемники, изменили Тиграну и открыли ворота римлянам.

Римляне оказались, как всегда, политически дальновидны и подкрепили успех новым договором. На этот раз с враждебной Тиграну Парфией.

Далее начинается классика царского жанра, которая объясняет, почему цари так любят убивать собственных детей: Тиграна предал его собственный сын (тоже Тигран).

Возможно, это были опять происки римлян, поскольку переметнулся он именно на их сторону. Ситуация ухудшается еще и тем, что теперь римлян возглавляет уже не Лукулл, а Помпей, не напрасно прозванный Великим (а еще Мясником).

Зашаталась и сама империя. Брожение пошло и среди покоренных народов, и среди собственной знати, вдохновленной примером сына-изменника.

Понимая, что воевать на два фронта со столь сильными державами, как Парфия и Рим, да еще и улаживать внутренние конфликты ему не удастся, 75-летний Тигран II мудро заключил с Римом мир.

По его итогам он потерял почти все земли, кроме собственно Армянского нагорья, населенного в основном армянами. Правда, остатки его империи все равно были достаточно сильны, и Тигран сохранил свой громкий титул, который и носил оставшиеся 10 лет свой жизни.

Естественно, возникают мысли, какой бы была Великая Армения, если бы она смогла одолеть и Рим, и Парфию, добившись гегемонии?

Мне думается, что в свете самоидентификации и религиозной принадлежности царя, его политики эллинизации (даже жена, и та имела персидско-македонское происхождение), усердного смешивания коктейлей из разных народов, в том числе и на Армянском нагорье, могла бы образоваться действительно мощная империя.

Вот только сильно сомневаюсь, что армяне в таких условиях сохранили бы свою национальную идентичность. Возможно, этот этнос бы и сохранил свое имя, а может даже и язык, но сколько бы в нем осталось собственно армянского?